Джордж Вашингтон стоит у истоков американской национальной истории. Он в значительной степени участвовал во всех начинаниях, которые форсировали превращение тринадцати колоний в союз суверенных республик и затем в первое современное федеральное государство. В Виргинии и в Континентальном конгрессе он принадлежал к тем, кто решительнейшим образом выступал против английской колониальной политики. Как главнокомандующий американскими войсками организовал и возглавлял военное сопротивление, которое после восьми лет войны привело к независимости. Убежденный в необходимости сильного центрального правительства, участвовал в 1787 - 88 гг. в разработке и принятии новой конституции, а на посту президента создал основы для республиканского федерального государства, в котором американцы смогли найти свое национальное согласие.


Джордж Вашингтон родился 22 февраля 1732 года в семье, уже четвертое поколение которой проживало в Виргинии. Его восхождение к колониальной элите никоим образом не было предопределено, так как детство и юность он провел в скромных условиях, получил поверхностное школьное образование и потерял своего отца Августина, владельца табачной плантации и землемера, в одиннадцатилетнем возрасте. Его воспитывал сводный брат Лоуренс, после смерти которого он унаследовал в 1752 году поместье Маунт Вернон под Александрией на реке Потомак. Внутренняя неуверенность, возникшая в результате недостатка формального образования и культивированных манер, проявлялась в иногда чрезмерном стремлении к общественному признанию и только постепенно уступила место уверенной манере держаться. В своем соседе лорде Фэафексе, который принадлежал к наиболее состоятельным землевладельцам Виргинии, Вашингтон нашел влиятельного наставника. Фэафекс познакомил его со стилем жизни нетитулованного дворянства и поддерживал первые шаги на пути к карьере государственного землемера и офицера.

Деятельность землемера разбудила в Вашингтоне интерес к западным областям. Всю свою жизнь он старался приобрести землю на Западе и увеличить свое владение. Вашингтон, казалось, был создан для карьеры офицера, так как уже необычный рост и физическая сила подчеркивали данный природой авторитет. В звании полковника виргинской милиции он был вовлечен в 1754-55 гг. на территории сегодняшнего Питтсбурга в первые бои французско-индейской войны. Хотя речь шла скорее о стычках с бесславным исходом, это "боевое крещение" создало ему репутацию военного вождя. То, что он должен был уступать британским офицерам регулярных войск, а его милиция в конце войны использовалась только для защиты границ, вызвало в нем скрытую враждебность к метрополии, которую он уже никогда не смог преодолеть.

Сразу же после ухода с военной службы Вашингтон в январе 1759 года женился на Марте Дендридж Кастис, вдове и матери двух детей, имевшей значительное состояние, а также 150 рабов. Только теперь Вашингтон, который между тем входил в парламент Виргинии, мог быть причислен к плантаторской аристократии колонии. В последующее время его поместье Маунт Верной стало одним из неофициальных центров этого элитарного слоя, который высокий эпос служения общему благу соединял с такими беззаботными наслаждениями, как охота, скачки, танцы и игра в карты. Вашингтон, однако, интенсивно занимался сельским хозяйством и экспериментировал с новыми методами возделывания земли и племенной работы. Он разбил свои земли на несколько плантаций, заменил постепенно табак пшеницей и стремился к широкому само обеспечению. У него не было своих детей, тем заботливее он взял на себя роль отца в воспитании сына и дочери Марты от первого брака.

На мировоззрение и политическую философию Вашингтона повлияла английская оппозиционная или аграрная литература начала XVIII века, особенно Вис-конт Болингбрук, который противопоставил суетливой и развращенной деятельности двора и правительства идеал патриотичного короля. Не менее притягивала Вашингтона фигура Катона младшего, о котором он узнал благодаря пьесе Джозефа Эддисона и которого считал совокупностью всех римских добродетелей. Этим образцам он пытался соответствовать в общественной и личной жизни, вплоть до классического стиля речи и исполненной достоинства жестикуляции и мимики. Самообладание, строгий контроль эмоций и дисциплинированное поведение стали его выдающимися качествами, под которыми все менее проступала первоначальная спонтанность. Консервативный и рассудительный по темпераменту, умеренно религиозный, без глубокого интереса к теологическим вопросам, но при этом постоянно готовый к восприятию новых идей и мыслей, он соединял добродетели англиканского прошлого с прогрессивным сознанием Просвещения. Полностью в духе аграрной идеологии понимал Вашингтон английскую имперскую политику после 1763 год, а как направленную атаку на "старые права" переселенцев, которая, если ей решительно не противостоять, приведет к полному устранению колониального самоуправления. Руководство в этой борьбе должна взять на себя элита, якобы одна способная подняться ради общего блага выше частных, материальных интересов и которую народ должен встречать с надлежащим уважением. Исходя из такой принципиальной точки зрения, Вашингтон категорически отклонил британские налоговые законы и притязания на суверенитет. В виргинском парламенте и в первом Континентальном конгрессе в Филадельфии, где в сентябре 1774 года появился в полной форме, он одним из первых выступил за вооруженное сопротивление Англии.

После боев под Лексингтоном и Конкордом в апреле 1775 года Вашингтон был единогласно выбран вторым Континентальным конгрессом главнокомандующим всех американских вооруженных сил. Это явилось не только проявлением доверия к его качествам военного руководителя, но за этим скрывалось намерение мобилизовать назначением виргинца Юг для поддержки новоанглийских колоний, которые находились под непосредственной угрозой. 3 июля 1775 года в Кембридже, штат Массачусетс, Вашингтон принял командование войсками, которые окружили оккупированный британцами Бостон. В марте 1776 года удалось освободить город, но, согласно Декларации независимости от 4 июля 1776 года, тринадцать американских штатов вынуждены были испытать ряд неудач. До 1778 года, когда союз с Францией решительно укрепил позиции восставших, главная заслуга Вашингтона состояла в том, что он сумел удержать своих солдат и избежал сокрушительного поражения в борьбе против лучше обученной и профессионально руководимой британской армии. Благодаря тактике выжидания и затягивания и нерегулярным и неожиданным атакам он компенсировал первоначальные ошибки и постепенно вновь взял инициативу в свои руки. Уважение и любовь подчиненных завоевал жесткой дисциплиной и неустанными выступлениями в интересах офицеров и солдат. Он стал полюсом спокойствия в сопротивлении, потому что даже в тяжелейших условиях, как, например, в зимнем лагере Валлей Фордж в 1777- 7'8 гг., умел вселить уверенность в победе.

На протяжении войны самой большой проблемой Вашингтона было вооружение и снабжение армии. Часто он чувствовал себя брошенным Конгрессом конфедераций, основанным в 1777 году на базе Статей конфедерации, и правительствами отдельных штатов. Несмотря на эти разочарования и интриги, которые плелись против него в Конгрессе, Вашингтон никогда не оспаривал первенство гражданского руководства. Все политические вопросы он предоставлял Конгрессу и принимал важные военные решения только после подробного обсуждения с доверенными людьми, к которым прежде всего принадлежали Александер Гамильтон из Нью-Йорка и французский маркиз де Лафайет. Его убеждение, что не партизанская тактика, а только победа в обычном сражении сможет принудить британцев сдаться, подтвердилась, наконец, в Йорктауне в Виргинии. Благодаря хорошо скоординированной акции с французской армией и флотом он добился 19 октября 1781 года капитуляции генерала Корнваллиса с 7 000 британских солдат. Этим он открыл путь к переговорам, которые два года спустя привели к формальному заключению мира и к международно-правовому признанию американской независимости.

После Йорктауна в кругах офицеров, которые опасались, что нерешительный Конгресс может лишить их зарплаты за службу, существовало тайное стремление сделать главнокомандующего диктатором или королем. Личным обращением к офицерскому корпусу в марте 1783 года Вашингтон восстановил дисциплину и еще раз демонстративно закрепил принцип подчинения военного руководства политическому. Прежде чем 23 декабря 1783 года в Аннаполисе торжественно вернуть командование Конгрессу, он направил циркулярное письмо правительствам отдельных штатов, которое содержало сумму его опыта во время войны и политическое завещание. В этом циркулярном письме он выступал за то, чтобы укрепить полномочия и авторитет центрального правительства, иначе союз скоро распадется. Это "национальное видение" не нашло взаимной любви у задающих тон радикальных республиканцев, которые выступали за более свободную конфедерацию суверенных штатов. Их также шокировало то, что Вашингтон был избран президентом Общества Цинциннати, офицерского братства, напоминающего европейские аристократические общества.

Из Маунт Вернона, где гостеприимно встречали в любое время, Вашингтон с нарастающей озабоченностью наблюдал за политическими событиями, которые, казалось, подтверждали его опасения краха "республиканского эксперимента". Когда фермеры в западном Массачусетсе осенью 1786 года восстали под руководством Даниела Шейса против Бостонского правительства, он предсказал скольжение в хаос и призвал своих многочисленных корреспондентов к энергичному противодействию. Находясь под впечатлением от восстания Шейса, он не смог весной 1787 года отказаться от требования взять на себя председательство конституционного конвента, который должен был устранить недостатки Статей конфедерации. Он недолго колебался, ставить ли ему на карту свою репутацию ради замысла с неизвестным исходом, но потом вернулся из отставки и руководил переговорами в Филадельфии, на которых с мая по сентябрь 1787 года была разработана совершенно новая конституция. Хотя он редко брал слово в конвенте, Вашингтон не сомневался в том, что стоит на стороне "националистов", возглавляемых Александером Гамильтоном и Джеймсом Мэдисоном, которые стремились к усилению центральной власти за счет суверенитета штатов. Как и Гамильтон, он восхищался принципом "смешанной" конституции по английскому образцу, который обеспечивал энергичное преследование национальных интересов. Поэтому у него были некоторые сомнения, относительно предпочитаемого большинством конвента довольно строгого разделения власти между союзом и отдельными штатами и между тремя ветвями федерального правительства. Тем не менее, он считал результаты обсуждения наилучшими при данных условиях. После того, как был подписан проект, он решительно выступал во время закулисных дебатов по ратификации, длившихся месяцы, за принятие конституции. Федералисты, как называли себя сторонники ратификации, старались, умело используя высокий авторитет Вашингтона, добиться одобрения населения, которое вовсе не было гарантировано. В торжествах, посвященных конституции 1788 года, Вашингтона повсюду символически представляли как штурмана нового "государственного корабля", что равнялось общественному одобрению его выбора в президенты.

Вашингтон не участвовал в предвыборной борьбе, а ждал в Маунт Верноне, когда его позовут соотечественники. Члены выборной коллегии, выбранные в штатах в начале января 1789 года, единогласно проголосовали 4 февраля за Вашингтона как президента. Второе место по количеству голосов занял новоангличанин Джон Адаме, который был выбран вице-президентом. Вашингтон опять колебался, потому что хорошо осознавал всю тяжесть задачи и опасался, что его согласие может быть трактовано как доказательство чрезмерного честолюбия. В конце концов он согласился, заметив, что вотум доверия народа не оставил ему "практически альтернативы". Поездка Вашингтона из Маунт Верноыа в резиденцию Конгресса в Нью-Йорке была похожа на триумфальное шествие, которое демонстрировало, что население больше доверяет ему как личности, чем еще не опробованной конституции. 30 апреля 1789 года первый президент Соединенных Штатов был торжественно введен в должность в Манхеттене. В своей короткой инаугурационной речи Вашингтон затронул важную для религиозно-политического самосознания американцев тему, открыто заявив, что "невидимая рука Всемогущего" направляла судьбу Соединенных Штатов; будущее республиканской правительственной системы зависит глубочайшим образом и, в конечном счете, от результатов эксперимента, "который был вложен в руки американскому народу".

Высшая цель Вашингтона состояла в том, чтобы обеспечить выживание самоуправления в пронизанном абсолютизмом и деспотией мире, наполнив жизнью буквы конституции и с самого начала основав новую правительственную систему на "истинных принципах". Для этой цели он хотел полностью использовать конституционные возможности, предоставляемые институтом президента. Он понимал, что будучи первым, занимающим эту должность, может придать очень расплывчатой картине президентства четкие контуры и что его решения установят масштабы и создадут прецеденты. Начало было положено раздачей административных должностей, при этом он учитывал как интересы отдельных регионов, так и пытался связать различные политические и идеологические направления. По образцу своего военного совета он окружил себя блестящими интеллектуальными сотрудниками, которые должны были быть не только просто исполнительными органами власти. От своих министров Александера Гамильтона (финансы), Томаса Джефферсона (международные дела), Генри Нокса (военные вопросы) и Эдмунда Рэндольфа (юстиция) он ожидал сверх соответствующих им компетенции еще совета и поддержки, что привело к возникновению непредусмотренного конституцией кабинета. Он добился, чтобы министры и чиновники были ответственны только перед ним и чтобы для их увольнения - иначе, чем при их назначении - ему не требовалось согласие сената. Свое представление о едино и сплоченно действующем федеральном правительстве, которое понималось как защитник общего блага союза, он хотел осуществить в тесном сотрудничестве с Конгрессом. В этом отношении ему пошло на пользу то, что федералисты - по мнению Вашингтона, друзья правительства - на первых федеральных выборах 1788-89 гг. завоевали большинство в палате представителей и в сенате, и что Джеймс Мэдисон стал близким доверенным спикером палаты. Он очень экономно пользовался своим правом вето, так как исходил из того, что может отклонять законы, потому что считает их противоречащими конституции, а не потому, что ему не нравится их содержание. Вашингтон лично излагал свое ежегодное послание к Конгрессу, практика, которая в XIX веке была отменена и только при президенте Вудро Вильсоне возродилась. Границы этой кооперативной, единодушной правительственной практики познал уже сам Вашингтон, когда, например, сенат отказался вести с ним прямые переговоры по вопросам договора. Волей-неволей Вашингтон ограничился после этого письменным обменом мнений, что, однако, не помешало ему частным образом довериться отдельным сенаторам. Также и отношения с Верховным судом, главой которого Вашингтон назначил ньюйоркца Джона Джея, не были лишены натянутости, потому что президент - как показывают его обоснования вето - взял на себя роль интерпретатора и хранителя конституции. Демонстративно отказавшись представить ему затребованное правовое заключение, судьи дали ему понять, что он имеет дело с независимой третьей правительственной властью. Несмотря на проблемы ограничений, которые неизбежны в системе контроля и равновесия, по крайней мере, первый период пребывания Вашингтона в должности президента характеризовался в высшей степени внутренним единством, которое сделало возможным целеустремленное и энергичное правление.

В отличие от многих республиканских теоретиков, которые недоверие к правительственной власти и, особенно, к централизованной правительственной считали ценностью самой по себе, Вашингтон видел в сильном, энергично действующем федеральном правительстве лучшую гарантию свободы и безопасности граждан. Так, отчетливо подчеркнутый Мэдисоном в газете федералистов федеративный элемент не нравился ему, потому что во время войны он узнал правительства штатов более как мешающий фактор. Он уважал их конституционные права, но не мог себе представить "разделение власти" с ними. С другой стороны, Вашингтон понял значение революционного принципа суверенитета народа и знал, что может основать власть федерального правительства только на согласии своих соотечественников. Он понимал президентство как символ национального единства и как инструмент формирования еще не сложившегося "американского характерам населения. Утомительные поездки, которые он предпринимал как глава государства в первые годы своего пребывания на посту президента в различные части союза, служили усилению национального согласия и завоеванию лояльности граждан по отношению к федеральному правительству. При этом он умело использовал свою личную популярность и харизму, чтобы наделить институт президентов прочным авторитетом. Стремление к республиканскому достоинству определило общественный стиль правительства, разработанный им в Нью-Йорке и с осени 1790 года разрабатываемый в Филадельфии. Еженедельные аудиенции и торжественные обеды, на которых Вашингтон держался с формальной и несколько чопорной серьезностью, должны были способствовать впечатлению, что ведомство президента образует политический и общественный центр нации. Даже Марта Вашингтон, которая с ее природной скромностью мало радости находила в репрезентации, должна был вносить свой вклад регулярными утренними приемами и чаепитиями. Хотя эта церемония была, в сравнении с этикетом и пышностью европейских дворов, очень скромной, появились критики, бичевавшие "президентскую помпу" как нарушение республиканских нравов. Еще больше они обиделись на Вашингтона за то, что он позволил федералистам организовать для него официальное празднование дня рождения, и наряду с 4 июля установили второй национальный праздник 22 февраля. Сам Вашингтон мало придавал значения культу своей персоны; но предоставил это право своим сторонникам, потому что принимал их почитание как проявление верности новому порядку.

На фоне забот об авторитете централизованного государства и национальной сплоченности следует рассматривать участие Вашингтона в создании предусмотренной в конституции столицы. Решением переместить округ Колумбия на границу между Мерилендом и Виргинией и создать федеральный город на Потомаке большинство Конгресса пошло навстречу южным штатам, которые с самого начала жаловались на ущемленное политическое и экономическое положение в союзе. Вашингтон, естественно, выигрывал от этого лично, так как был одним из крупнейших землевладельцев в регионе. Он постоянно ездил из Филадельфии в Джорджтаун, чтобы влиять на планирование города, который с сентября 1791 года официально назывался городом Вашингтона. В своих мечтах о будущем он видел его как метрополию американской империи, простиравшейся далеко на запад до Миссисипи, включая области, которые надеялся освоить с помощью судоходной компании Потомок, принимая в ней финансовое участие.

В историографии Вашингтон нередко представлен как президент, чье практически-политическое воздействие уступало символическому, который реализовал планы других, особенно Гамильтона, содействовал консолидации федерального государства, но сам не являлся ее двигателем и, в конечном счете, служил лишь ростральной фигурой. Это мнение, вызнанное у историком XIX

века чрезмерным прославлением Вашингтона, в последующее время уступило место более позитивной оценке, согласно которой Вашингтон располагал четко продуманной и удивительно когерентной общей концепцией, которую целеустремленно воплощал на практике. Как президент он был "прагматичным пророком", умевшим связать консервативный, ориентированный на общество республиканизм с современными экономическими убеждениями, направленными на свободу индивидуума. Прежде всего, он чувствовал себя обязанным форсировать интеграцию американских штатов в новой конституционной системе. Ведомству, которое возглавлял сам, отвел функцию "силового центра" союза.

Первый период пребывания Вашингтона в должности проходил под знаком дискуссий о национальной экономической и финансовой программе, которую Гамильтон представил Конгрессу. Президент почти не вмешивался в законодательную работу, однако не допускал сомнения в том, что разделяет взгляды своего секретаря по финансам на финансовую независимость федерального правительства от штатов, на обеспечение государственных долгов и единую денежную систему. Ядром программы Гамильтона было создание национального банка, который должен был управлять государственными финансами и предоставлять инвестиционный капитал для экономического развития. Это дало повод для первых значительных разногласий по конституции, так как министр иностранных дел Джефферсон в своем заключении для Вашингтона оспаривал право Конгресса на создание банка. Гамильтон приводил аргументы в пользу того, что компетенции Конгресса не должны ограничиваться задачами, однозначно указанными в конституции. Более того, Конгресс мог бы опираться в вопросе о банке на оговорку конституции о необходимом и надлежащем, которая дает ему право на широкие, не явно выраженные компетенции во имя общего блага. Когда Вашингтон присоединился к такой "широкой интерпретации" конституции и в феврале 1791 года подписал закон о банках, успех пакету мероприятий Гамильтона был практически обеспечен. Финансовое наследие Войны за независимость было урегулировано, правда, односторонне, в пользу имущих, состоятельных кругов, что дало толчок для оппозиции республиканцев. Зато федеральное государство имело, благодаря пошлинам и налогам на ввоз, а также единой валюте в виде доллара, солидный фундамент, на котором, несмотря на бремя долгов, могло постоянно развиваться. Вашингтон поддерживал также желание Гамильтона стимулировать отечественные мануфактуры, чтобы сделать Соединенные Штаты экономически независимыми от Европы. В этом пункте они оба далеко опередили свое время, чтобы успешно противостоять аграрным интересам и интересам отдельных штатов.

Следующим большим достижением была декларация прав (Билль о правах), проведенная Мэдисоном через Конгресс и добавленная в 1791 году в форме первых десяти поправок к конституции. Выполнение обещания, данного во время дебатов по ратификации, полностью соответствовало линии Вашингтона, направленной на то, чтобы парализовать критиков конституции и достигнуть широкого конституционного согласия. Снова и снова президент почти скрупулезно показывал свое собственное уважение к конституции, предполагая, что тем самым можно способствовать выработке конституционного сознания в государственном масштабе. На начальной фазе французской революции он надеялся на сдерживание и самообладание народа. Своему другу Лафайету, вручившему ему символическим жестом в подарок ключ от Бастилии, подробно разъяснял значение конституции для работоспособного правительства и для защиты от демагогов и господства черни.

Большую озабоченность вызывало у Вашингтона неясное отношение к индейцам, которые искали защиты от надвигающихся переселенцев на юго-западе у испанцев, а на северо-востоке у британцев. Президент неоднократно выступал за справедливое обращение с коренным населением, верил в его способность к ассимиляции и лично вел переговоры с вождями. Однако также говорил и об "искоренении", когда его представлениям об империи угрожали отдельные племена. Как главнокомандующий он чувствовал себя непосредственно ответственным за поражения, которые недостаточно вооруженные и плохо руководимые американские экспедиционные войска потерпели от индейцев в долине Огайо в 1790 и 1791 годах. Поэтому он почувствовал гордость и облегчение, когда генерал Энтони Уэйн несколько лет спустя победил союзные северо-восточные индейские племена на озере Эри, и Соединенные Штаты смогли осуществить свое притязание на суверенитет в регионе Огайо при заключении мира в Гринвилле в 1795 году.

В своих посланиях к Конгрессу Вашингтон был подчеркнуто оптимистичен и регулярно делал положительные выводы. В частной жизни он был менее уверенным, такому подавленному настроению способствовало обострение политического положения в Европе и, прежде всего, появление в конце первого срока пребывания на посту президента напряжения и трещин в собственном правительстве. Хотя Вашингтон до самоотречения старался сохранить мир в своем кабинете, он все менее мог преодолевать идеологические противоречия между Джефферсоном и Гамильтоном, накаленные событиями во Франции. Аграрно-уравнительно настроенный министр иностранных дел все больше укреплялся во мнении, что Гамильтон взял курс на аристократию или монархию и хочет использовать Вашингтона как вывеску. Джефферсон вдохновил Мэдисона начать борьбу против этих опасных тенденций в форме анонимных статей в газете. В свою очередь, Гамильтон обвинил противников в намерении создать в Соединенных Штатах "французские обстоятельства". Это опасение полностью разделял "не сильно загруженный" работой вице-президент Адаме. Одновременно все сильнее проявлялись секционные разногласия, потому что позицию Джефферсона разделяли многие жители южных штатов, в то время как Гамильтон и Адаме находили поддержку прежде всего в Нью- Йорке и Новой Англии. При таких обстоятельствах неудивительно, что Вашингтон иногда с трудом сохранял вошедшее в поговорку самообладание и серьезно сомневался, выдвигать ли еще раз свою кандидатуру на выборы. Опять потребовалось много уговоров друзей, чтобы переубедить его. Для самого Вашингтона, который чувствовал, как постепенно тают его силы, эта уступка означала действительную жертву, которую мог оправдать только грозящий развал союза. Его популярность не уменьшилась, и свидетельством тому служило единогласное утверждение его в должности членами выборной коллегии на рубеже 1792-93 годов.

В своей второй инаугурационной речи 4 марта 1793 года - несколько недель спустя после казни Людовика XVI - Вашингтон обещал содействовать тому, чтобы конституционная форма правления пустила корни "в девственной почве Америки". Весь срок пребывания в должности проходил под знаком войны в Европе, которая обостряла конфликты во внутреннем положении США. В вопросах внешней политики и дипломатии Вашингтон с самого начала отвоевал преимущество исполнительной власти перед законодательной и оставил за собой большое пространство для действий. Теперь требовались благоразумие и надежное руководство, потому что война заставила по-настоящему осознать американцев их щекотливое положение: торговля со странами Карибского моря и Европой будет зависеть от благополучия британского и французского флота. На границах, недостаточно обеспеченных войсками, наметились конфликты с испанцами в дельте Миссисипи и с британцами в долине Огайо. На этом фоне Вашингтон, не колеблясь, провозгласил 22 августа 1793 года нейтралитет Соединенных Штатов, хотя симпатии большинства его соотечественников были на стороне французской "сестры-республики". Одновременно он дал понять, что США признали французское революционное правительство и считают действительным американско-французский союз 1778 года. Сначала с этим согласились все министры, но в последующее время кабинет все больше распадался. В то время как Гамильтон ставил на британскую карту, Джефферсон склонялся к французам, посланник которых Жене решительно потребовал поддержки и через голову президента апеллировал к солидарности американцев. Только сам Вашингтон твердо и последовательно придерживался намеченного нейтралитета. В конце концов Джефферсон ушел в отставку с поста министра иностранных дел и начал вместе с Мэдисоном собирать оппозицию против тех сил, которые воспринимал как "монархическую", подчиненную Англии, партию.

Так как возрастающее число британских нарушений нейтралитета вызвало опасность войны с Англией, Вашингтон послал Джона Джея в мае 1794 года как посла по особо важным вопросам в Лондон - еще один прецедент, на который ссылались многие из его последователей. В то время как Джей вел переговоры в английской столице, президент столкнулся с тяжелым кризисом в собственной стране. На западе Пенсильвании и в некоторых соседних штатах фермеры отказались платить налог на виски, который Конгресс ввел как часть финансовой программы Гамильтона. Вашингтон не только опасался за с трудом завоеванный авторитет федерального правительства в налоговых вопросах, но и, казалось, уже видел сепаратистские устремления в западных областях. В отличие от Гамильтона, настаивающего на широкой демонстрации военной силы, президент исчерпал сначала все возможности на пути переговоров. Только когда крепкое ядро сопротивления было политически изолировано, Вашингтон вместе с Гамильтоном направился в .октябре 1794 года во главе 3-тысячного войска (по дороге оно увеличилось, благодаря присоединению милиции штатов, до 13 000 человек) из Филадельфии на запад. Ввиду такого военного набора так называемое восстание из-за виски закончилось прежде, чем дошло до настоящих боев. Предводители были приговорены к смерти, но позже помилованы и отпущены Вашингтоном. Это было сделано, чтобы смягчить внутренние политические вол нения, вызванные самим предприятием, а в большей степени последующим обоснованием Вашингтона перед Конгрессом: в своей речи от 19 ноября 1784 года президент объявил, что около 30 демократических обществ, возникших между тем по образцу якобинских клубов в США, являются ответственными за восстание и угрозу "неделимому союзу". Оппозиция, которая называла себя республиканской партией, поняла эту атаку как недопустимое вмешательство во внутреннюю политику и резко критиковала ее. Таким образом, концепция политически сбалансированного правительства Вашингтона потерпела практически крах, так как президент односторонне зависел теперь от поддержки федералистов и должен был учитывать этот факт при раздаче административных должностей. Таким образом, администрация все больше принимала характер федералистского партийного правительства, в котором доминируют политики северных штатов. Наиболее спорный сотрудник, Александер Гамильтон, подал в январе 1795 года в отставку, но это только усилило в Вашингтоне чувство одиночества.

Несколько месяцев спустя разгорелся спор вокруг договора с Англией, который Джон Джей выторговал в Лондоне. Чтобы сохранить мир, посол по особым вопросам во многих пунктах пошел навстречу британцам, например в определении контрабанды и в регулировании некоторых еще открытых вопросов договора 1783 года. Когда сенат после ратификации опубликовал договор Джея в июне 1795 года, разразилась буря негодования, которая могла бы смести менее сильного президента, чем Вашингтон, вместе с его правительством. Республиканцы обвинили правительство в подчинении британцам и измене французскому союзнику. Даже сам Вашингтон начал колебаться, но к середине августа добился подписания договора. Его недоверие, однако, уже зашло так далеко, что он начал подозревать министра иностранных дел Рэндольфа в тайном сговоре с французами. На самом же деле Рэндольф, ушедший сразу в отставку, стал жертвой интриг, которые не смог разглядеть и сам Вашингтон. Спор партий приобрел резкий тон, и личность самого президента все чаще становилась мишенью для враждебных нападок республиканских газетчиков, вплоть до обвинения, что Вашингтон регулярно превышает свое годовое жалованье в 25 000 долларов и обогащается за счет государства. В действительности же президент платил из этой суммы не только жалованье своему секретарю и всем служащим в доме, но и оплачивал все расходы на поездки и приемы. Вашингтон утешал себя мыслью, что такая клевета является ценой за "безграничные преимущества", которые несет в себе свободная пресса.

В феврале 1796 года дискуссия вокруг договора Джея вспыхнула еще раз, потому что республиканское большинство в палате представителей отказалось предоставить необходимые деньги на исполнение отдельных оговорок договора. Требование депутатов, чтобы президент огласил всю дипломатическую корреспонденцию, касающуюся договора, Вашингтон отклонил, ссылаясь на свои привилегии исполнительной власти и предварительное информирование сената. Из этого последующие президенты, кончая Ричардом Никсоном, вывели для себя далеко идущие права неразглашения тайны. В действительности же речь шла об исключении, так как отношение Вашингтона к Конгрессу характеризовалось откровенностью. В этом случае он принял пробу политических сил, потому что на карте стояло не менее чем постоянно используемая им конституционная привилегия президента определять направления внешней политики. Конфликт был смягчен, когда республиканский спикер палаты, немец по происхождению, Фредерик А. Муленберг, в решающем голосовании 28 апреля 1796 года при равенстве голосов отдал свой голос за предоставление денег. После того как договор окончательно вступил в силу, парижская Директория расторгла альянс 1778 года. Эта негативная реакция была, однако, предварительно уравновешена тем, что другой посол Вашингтона по особым делам Томас Пинкни заключил в октябре 1795 года выгодный договор с испанским правительством, обеспечивавший американцам свободное судоходство по Миссисипи и беспошлинный вывоз их товаров через Новый Орлеан.

Второй срок пребывания на посту был, главным образом, "управлением кризисами". Трезво рассчитанный, осторожный курс Вашингтона на нейтралитет сохранил американцам мир, укрепив позицию Соединенных Штатов на американском континенте и стимулировал экономический подъем. Страсть, с которой американцы следили за французской революцией, остыла, и в Конгрессе, как и прежде, тон задавали федералисты. Вашингтон заранее дал понять, что о третьем сроке не может быть и речи, хотя конституция не предусматривала каких-либо временных ограничений. С весны 1796 года он занимался своим прощальным обращением к американскому народу. Исходным пунктом служили сделанные еще в 1792 году к концу первого срока Мэдисоном, наброски текста, который Вашингтон переработал и актуализировал с помощью Гамильтона. Окончательное прощальное обращение, появившееся в газетах 19 сентября 1796 года, полностью соответствовало собственным убеждениям и ценностям Вашингтона. Его главным стремлением было предостережение от партий и партийного духа, которые, подстрекаемые иностранными державами, ставят под угрозу выживание нации. Чтобы отразить эту опасность, президент рекомендовал соблюдать основные принципы религии и морали как "великих столпов человеческого счастья". Учебные учреждения должны способствовать действительно просвещенному общественному мнению, а все взятые финансовые обязательства вознаграждаться, чтобы сохранять доверие к новой правительственной системе. Забота Вашингтона о национальном единстве и общественной гармонии была обоснованна; при оценке партийной сути, однако, президент умышленно упускал из виду, что сам управлял, в конечном счете, как "член партии". Здесь проявляется тайная позиция, которую Вашингтон разделял со многими современниками: он претендовал на служение общему благу, а этикетку "партия" оставлял для политических противников. На практике же первая американская двухпартийная система сложилась во время его правления. Тем не менее его прощальное обращение имело отклик: совет Вашингтона как можно больше торговать с Европой, не втягивая себя во внутри европейскую торговлю, заключать союзы только при необходимости и ни в коем случае на длительный срок, оставался до XX века основным направлением внешней политики всех американских правительств. (Предостережение от запутанных союзов, на которое часто ссылаются в этой связи, заимствовано из первой инаугурационной речи Томаса Джефферсона 1801 года.)

Вашингтон мало влиял на выборы своего преемника, однако с удовлетворением отметил, что вице-президент Адаме сумел противостоять Джефферсону, бывшему другу и доверенному лицу, ставшему вождем оппозиции. После восьми лет президентства Вашингтон с полным правом подвел положительные итоги. Конечно, далеко не все надежды осуществились. Например, президент постоянно призывал к созданию национального университета, но Конгресс не реагировал на это. Многим он был обязан и сотрудникам, в первую очередь Гамильтону. Его консультативный стиль руководства не скрывал того, что все важные решения, особенно во внешнеполитических вопросах, он принимал сам и что таланты его советников раскрывались только благодаря ему. Недостаток блеска он восполнял солидным, методичным стилем руководства, сознанием долга, предсказуемостью и надежностью. По своим качествам, способностям и духовным предпосылкам он был наиболее способен перебросить мостик от старой колониальной Америки через революцию к новому, конституционно-демократическому федеральному государству. Он персонифицировал власть правительства, ограниченную правом и законом, создал предпосылки для интеграции и экспансии континентальной американской республики и еще при жизни стал символом "национального характера", формированию которого придавал большое значение. Историческое величие он доказал не традиционным способом узурпирования или расширения власти, а ответственным, умеренным использованием демократически легитимной власти и созданием возможности для упорядоченной, мирной смены ее.

После прощания с Филадельфией в марте 1797 года Вашингтон продолжал жить и работать как первый экс-президент вместе со своей женой в Маунт Верноне. Он часто посещал город - или, лучше сказать, большую стройку, которая носила его имя. Когда летом следующего года США оказались под угрозой войны с Францией, заявил о своей готовности взять на себя командование и создание войска. Но кризис стих прежде, чем он вступил на пост. Его последнее публичное высказывание было направлено против резолюций Виргинии и Кентукки, предложенных Джефферсоном и Мэдисоном, которые давали право отдельным штатам аннулировать законы союза.

Вашингтон умер 14 декабря 1799 года в возрасте 67 лет от острого воспаления гортани, от которого при тогдашнем уровне медицины не было эффективных средств. На одной из многочисленных траурных церемоний, проходивших повсюду в Соединенных Штатах, его друг Генри Ли превозносил его как "первого в войне, первого в мирное время и первого в сердцах его соотечественников". Завещание президента предусматривало освобождение всех рабов, которые ему принадлежали, после смерти его жены. Вашингтон отвергал рабство как несовместимое с принципами Декларации независимости, а его быструю отмену считал практически неосуществимой. Этим распоряжением в завещании, которое Марта Вашингтон исполнила сама еще до того, как умерла в 1802 году, он смог, по крайней мере, облегчить свою совесть. Большинство же бывших рабов осталось на плантациях, так как законы южных штатов предоставляли афро-американцам мало возможностей целесообразно воспользоваться своей свободой.