Недавно в особняке пресс-бюро СВР на Остоженке состоялась презентация книги «Гении внешней разведки», вышедшей в издательстве «Молодая гвардия». Ее автор Николай Долгополов – один из лучших российских журналистов, пишущий об этих предельно закрытых темах, правда о которых известна лишь узкому кругу лиц. За последние пятнадцать лет он опубликовал ряд книг и множество статей по этой интереснейшей проблематике.

С подавляющим большинством своих героев, как было особо подчеркнуто, автор общался лично. Так что приведенные им факты – информация из первых рук, без посредников. Некоторых из них, в том числе Героев России Морриса Коэна и Владимира Барковского, к великому сожалению, уже нет в живых.
По словам руководителя пресс-бюро СВР Бориса Лабусова, который вел презентацию, в его ведомстве существует такая «золотая формула», согласно которой «далеко не все, что опубликовано в этой книге, Служба внешней разведки комментирует». Но, по его словам, «против выхода ее в свет мы не возражали».
На презентации присутствовали три легендарные личности, три героя книги. Собравшихся в представительской комнате пресс-бюро буквально поразил своим напором, несмотря на более чем преклонный возраст, Борис Игнатьевич Гудзь – старейший на сегодняшний момент сотрудник разведки – политической, разведки военной и контрразведки. Его наставником и другом его семьи был один из руководителей ОГПУ Артур Артузов, хорошо известный по классическим операциям «Синдикат» и «Трест».
За свою долгую оперативную биографию Борис Игнатьевич успел поработать во всех спецслужбах Советского Союза. И более того – оказавшись вне Системы и избежав расстрела, он смог вырасти от простого водителя автобуса до крупного начальника. В его сто с лишним лет он отличается отменным здоровьем и крепким рукопожатием. В августе старейшему чекисту исполняется сто два года. Характерно, что со сталинских времен у него осталась привычка работать вечерами и даже ночами, о чем он, усмехнувшись, не преминул сообщить участникам презентации.
Старейший чекист страны сообщил – в книге и непосредственно участникам презентации – сенсационную информацию о том, что же на самом деле произошло с Борисом Савинковым. Руководителем знаменитой Боевой организации (БО) партии эсеров и автором романа «Конь бледный». Затем министром Временного правительства Керенского и организатором целой серии вооруженных восстаний и актов террора против Советской России. Наконец, прототипом бездарного фильма Карена Шахназарова «Всадник по имени Смерть».
Согласно официальной версии Савинков покончил с собой, выбросившись в пролет лестничной клетки. За границей ставили по сомнение такой бесславный конец «террориста номер один». В период перестройки и после нее на страницах книг и печатных изданий все чаше стала появляться другая версия – убийство Савинкова, совершенное чекистами. Утверждалось, что не сам покончил счеты с жизнью, а его сбросили конвоиры.
«Давайте я расскажу вам правду про смерть Савинкова» – сказал Борис Игнатьевич. «Не сумел удержать его мой товарищ по шестому отделу, оперативный работник Григорий Сергеевич Сыроежкин.
В тот день Григорий как раз сидел у злополучного окна. Савинков нервно вышагивал по комнате. Дело в том, что содержали мы Бориса Савинкова на Лубянке во внутренней тюрьме в особых условиях. Камера его, с коврами и удобной мебелью, выглядела как номер в хорошей гостинице. На некоторое время к нему даже допускалась жена. И до процесса в августе 1924 года и после наши сотрудники возили его на прогулки в город.
И после одной такой вот прогулки, было это 7 мая 1925 года, он находился в кабинете заместителя начальника контрразведки Романа Александровича Пиляра, который, между прочим, приходился двоюродным братом Феликсу Дзержинскому. Пиляр и арестовал Савинкова, когда мы заманили его в Россию. Тот перешел границу через наше, чекистское «окно», думая, что героически проникает в страну незамеченным. Пиляр взял его в Минске на следующий день и привез в Москву.
Начался суд, на котором Борис Савинков заявил, что отказывается от своих прежних убеждений, обратился к соратникам, а их у него было немало, с призывом прекратить борьбу против СССР. Приговорили его к высшей мере, но ЦИК СССР заменил расстрел десятью годами.
Решение о смягчении приговора приняли без его просьб. Но самомнение у Савинкова – огромное. И уже через восемь месяцев после вынесения приговора он написал письмо Дзержинскому: добивался, чтобы его в конце концов выпустили и дали какую-то важную работу.
Не сочтите за анекдот, но однажды на допросе у Артузова, было это уже после осуждения, Борис Викторович разговорился: «Если предложите мне выполнять какую-то работу, я готов. Однако поймите меня правильно, Артур Христианович, пойти на вашу должность будет для меня маловато, нужно что-то другое». И не улыбайтесь. Это – чистая правда.
Разумеется, никто не собирался соглашаться на его условия. В конце концов он это понял. И вот – девять вечера. Кабинет Пиляра. В комнате чекист, который ездил с ним на прогулку, еще один человек и друг мой Сыроежкин. Только что Савинкова привезли из ресторана… Расскажу вам то, что никогда и никому не рассказывал. Савинков был не пьян, думаю, и не навеселе, но в ресторане он все-таки немного выпил. Быть может, из-за этого и накатила грусть с тоской? Понял безысходность и…
Потом проводили вскрытие. И медики в заключении написали: обнаружены следы алкоголя. Но кому-то из начальства это совсем не понравилось. И упоминание об алкоголе изъяли.

Ну так вот, после ресторана привезли Савинкова в кабинет на пятом этаже. Отсюда можно было, не спускаясь вниз, через отдельный специальный ход попасть в тюрьму. На открытом окне нет решеток. Савинков нервно вышагивал по комнате, ожидая вызова охраны из тюрьмы. А те должны препроводить его в камеру. У окна сидит Сыроежкин. Заметьте, Григорий сидит в кресле, а не я. Подоконник очень низкий. Понимаете, как все сошлось?
Раньше там было не окно, а балкончик. Потом балкончик сломали, окно заложили кирпичом, но подоконник сделали низеньким. Савинков возбужден: «Когда же в конце концов решат со мной? Любо пускай расстреляют, либо дадут мне работу». Черт его знает, может, действительно взыграли какие-то алкогольные градусы? Ходит, ходит – и вдруг раз – резко из окна вниз головой. Недаром же был террористом. Навыки-то еще те.
Григорий, хоть и произошло все внезапно, успел схватить его за ноги. Сильный был человек. Но у Сыроежкина одна рука чуть слабее: в молодости был неплохим борцом и в схватке на ковре сломал руку. Удерживал, и тут его потянуло вниз, вместе с Савинковым. Тот килограммов 80 весил. Как можно удержать человека, который уже наклонился туда?
Сыроежкину кричат: отпускай, полетишь за ним. Не удержал. И Савенков полетел с пятого этажа… Разбился сразу и насмерть. Остальные рассказы, будто чекисты его сбросили сами – или сначала убили, а потом выбросили из окна, – ложны.
Гриша сделал все, что только мог. Очень все получилось неожиданно. Он, Савинков, был все-таки личностью. Но на следующий день вся эта оперативная группа шестого отделения – в шоковом состоянии. Упустили Савинкова! Мы же понимали, какой это удар. Заподозрят, будто его сбросили. Ну зачем было его сбрасывать, когда могли приговорить к расстрелу? Не расстреляли, дали десять лет, так зачем его уничтожать таким путем? И мы, конечно, получили нагоняй от начальства».
В своей книге Николай Долгополов приводит такой факт: Григорию Сыроежкину довелось воевать в Испании в 1936-1938 годах в составе Интернациональной бригады, боровшейся против Франко, вместе… с Савинковым – сыном Бориса Викторовича.
Другой участник презентации в декабре 1979 года по линии КГБ руководил штурмом дворца Амина в Афганистане. Это генерал-майор в отставке Юрий Иванович Дроздов, бывший начальник Управления «С» – святая святых, самой сильной нелегальной разведки в мире. Офицер, который прожил как минимум три жизни, три биографии.
Отвечая на вопрос «Спецназа России», какие мотивы могут подвигать людей на Западе к работе на российскую разведку, он сказал так – «ими движет желание видеть наш мир многополярным, без полицейского диктата одной сверхдержавы, взявшей на себя право устанавливать «демократию» там, где ей это заблагорассудится. Точно такой же логикой руководствовались те зарубежные ученые, которые передали Советскому Союзу секреты создания атомной бомбы».
Третий человек-легенда, сидевший за столом перед узким кругом журналистов, – Геворк Андреевич Вартанян, он же «Анри». Этот высокий, подтянутый 80-летний мужчина со сдержанными манерами во многом способствовал успешному проведению в 1943 году Тегеранской конференции – это та частичка его биографии, которая была раскрыта Службой. А все, что он делал в послевоенный период на нелегальной работе – сорок пять лет, по оценке Бориса Лабусова, «будет закрыто еще очень-очень долгое время».
«Анри» и его супруга Гоар Левоновна работали за кордоном исключительно успешно, продемонстрировав, по словам Бориса Лабусова, отменные результаты. Достаточно сказать, что в разведке получить звание Героя в мирное время было практически невозможно. А Геворк Андреевич получил…
Как рассказал корреспонденту «Спецназа России» Николай Долгополов, «мне в этой книге хотелось собрать удачи советской и российской разведки. Я не хотел… вот этих подковырок, это мне не по душе… Одна из глав книги, и я не побоюсь этого пафосного слова, посвящена теме атомной разведки. Как добывали бомбу. Мне удалось поговорить с Питером Крогером за несколько месяцев до его смерти. Это был нелегкий разговор. Мы четыре часа сидели в его квартире, и он рассказывал о своей жизни. Исповедь напоследок. Мы потом договорились встретиться, но, к сожалению, не удалось: он ушел…»
Автору книги посчастливилось побеседовать и с Юрием Сергеевичем Соколовым, соратником Рудольфа Абеля (он же на самом деле Вильям Фишер), последним из тех, кто работал с легендарным советским разведчиком «в поле». И именно Соколов, когда возникла угроза провала, эвакуировал Морриса Коэна и его супругу в Советский Союз. Причем Николай Долгополов дает два взгляда на одно и то же событие: с одной стороны, человека, которого «выводят», и с другой – человека, который «выводит».
Николай Долгополов сообщил, что уже начал работать над своей новой книгой, посвященной разведке, – «если Бог даст здоровья и хорошего издателя».